Наше Місто

Iнформаційний портал Новомосковська

«В моей смерти прошу винить». Странные самоубийства в зоне АТО

«В моей смерти прошу винить». Странные самоубийства в зоне АТО

7 Травня 2016 0 Comments

Каждый восьмой погибший боец пополняет графу «не боевые потери». Здесь и жертвы ДТП, и неосторожно обращавшиеся с оружием, и самоубийцы, и те, кому «помогли». Война идет около 2 лет, а расследования тянутся годами — потому полноценной статистики преступлений в армии нет. А имеющаяся замалчивается.

Родня самоубийц не получает от державы помощи. Семьи убитых, или же умерших, скажем, от инфаркта, могут рассчитывать на некую компенсацию, но не на такую, какая положена семьям погибших в бою. Так что сокрытие фактов имеет под собой не только «заботу о моральном и боевом духе», но и экономическую выгоду. Но почему держава не видит своей пользы в том, чтобы очистить армию от преступников?

История Лукаш

Спустя год и 9 месяцев после гибели солдата экспертиза подтвердила очевидное: 30-летний Евгений Лукаш не расстреливал себя очередями из автомата. Жителя села Гребенка (Полтавской области) убили 1 июля 2014 года. Перед смертью еще и пытали. Тело было изуродовано, на лице застыл отпечаток чьей-то подошвы. И сделали это не террористы, и не российские военные.

«Когда мы его раздели перед похоронами, увидели порезы и ожоги. Зубы были выбиты, глаз вдавлен, сломан нос. Все это снимали на фото. Их в палатке, там, где «муж себя убил» — в селе Криницы, Донецкой области — было трое. Кулечко, Прокопенко и мой муж», — говорит вдова Любовь Бескид.

 

Официальное заключение, на котором настаивала военная прокуратура — самострел. И плевать, что менее, чем за 2 суток до своей смерти Лукаш предупредил: если меня не станет, в этом будут виноваты командир взвода Антон Кулечко и солдат Прокопенко. «Чисто случайно» именно они оказались последними, кто видел солдата живым.

Защищать Украину Евгений отправился одним из первых – в апреле 2014-го. Шел «на позитиве» — как говорят односельчане, до 29 июня 2014 года был доволен службой.

У Евгения была привычка делиться подробностями каждого дня. Он по часу в день говорил с женой по мобилке. Говорил, что его окружают хорошие хлопцы, дружный коллектив.

Но поздно вечером 29 июня что-то стряслось. В 23.04 жене пришла странная смс: «Кулечко. Прокопенко». Жена перезвонила. «Если умру, ищи эти фамилии».

«Объяснил, что эти двое, как и мы – из Полтавской области, хотят его убить – пообещали, что выдадут его за сепаратиста, и отправят домой в гробу», — говорит вдова Любовь. Затем были и другие смс. «Не верь. Ни во что не верь. Я не сепаратист». В следующем сообщении солдат прислал жене номер телефона, по которому можно обратиться за помощью.

Весь следующий день его мама и жена провели в кабинете полтавского военного комиссара. Поставили в известность всех – включая руководство части В2830, где водителем 3 взвода зенитно-ракетной батареи служил Лукаш. Но трагическую развязку это не отсрочило. Хотя, как говорили родственникам военачальники, у «внезапно помешавшегося» Лукаша якобы забрали автомат и свозили на обследование к психиатру в Александровскую центральную районную больницу (ближайшее медицинское учреждение). Врач сделал вывод: психически здоров.

Полночи накануне убийства они переписывались – солдат боялся, что сослуживцы убьют его во сне. Последняя смс пришла 1 июля, в 15.24: «Кицуня, мне не выжить, все бесполезно». А в 18.05 в месте расположении 93-й бригады произошла нештатная ситуация.

О смерти сына Татьяна Лукаш узнала от командира батареи. Он же сказал, что не знает подробностей, но все видел, и может рассказать… командир взвода Антон Кулечко. Тогда только мать и вдова поняли, что командир, с которым не раз общались за последние сутки, и который обещал, что вот-вот решит вопрос с отпуском, на худой конец – поместит «психа» в стационар – и есть тот самый Кулечко.

«Я ему говорю: «Что вы наделали? Как же так? Что мне теперь делать?», а он спокойно так отвечает: «Что делать? Хоронить», — вспоминает вдова Любовь свой последний разговор с Кулечко.

Пояснения, которые давали сослуживцы, разнились – то Лукаш выбежал из палатки с автоматом и стал угрожать бойцам, а потом в себя выстрелил, то он забрал автомат у кого-то из других бойцов (так как самого разоружили) и выпустил очередь, находясь внутри палатки, а потом вторую – в себя. То — смерть видели все, а то — застрелился «из неустановленного оружия». Медицинское заключение о его смерти говорит об огнестрельных ранениях шеи и головы. Заключение служебного расследования – о выстреле в подбородок.

Правозащитники помогли добиться от военной прокуратуры начала расследования по статье «Доведение до самоубийства». И лишь нынешней весной повторная экспертиза установила, что в Лукаша стреляли с расстояния более 2 метров.

Причины теперь уже вряд ли кто узнает. Но у родных есть версия, что Женя стал случайным свидетелем чего-то очень неблаговидного – того, что ему не следовало видеть.

«После девятин мне передали, что он стал свидетелем продажи оружия сепаратистам и его решили не выпускать из части. Зачем ему себя убивать, если он через 2 дня должен был ехать домой — в отпуск?», — говорит вдова, у которой остался 3-летний Коля, сын погибшего.

Интересно было и то, что, не оставив предсмертной записки, солдат Лукаш перед «самоубийством» удалил из своего телефона все сообщения и контакты. Сослуживцы вернули мобилку почищенной.

«Для этого убийства характерно, что Лукаш был социальным, не злоупотреблял алкоголем и какими-нибудь препаратами, а люди обычно думают: если я не делаю ничего плохого, то со мной ничего плохого не случится. Ситуация была настолько кричащая, что мы от начала и до конца сопровождали процесс обжалования противоправного бездействия, — говорит Валерия Вершинина, юрист всеукраинской общественной организации «Общество ветеранов АТО».

Военная прокуратура изначально удовлетворилась допросом тех двоих, о ком Лукаш говорил, что они хотят его убить. На основании показаний подозреваемых (или тех, кого следовало заподозрить) был выдан акт о самоубийстве. Правоохранители дополнительно помотали нервы семье, которая осталась без средств существования (всю зарплату Лукаш отсылал домой, своей матери, жене и малышу).

«Дело много раз закрывалось и после обжалований возобновлялось. Опрос свидетелей и работа с доказательствами велись крайне вальяжно. Вместо того, чтобы поддержать пожилую маму, сынишку и вдову, от них отмахнулись. Лукаш так и не успел оформить брак, и мы через суд помогали подтверждать факт брака и отцовства, чтобы доказать, что отец маленького Коли (сына Жени) погиб. Чтобы государство начало платить пенсию ребенку по потере кормильца».

История Кириенко

24 декабря в г. Славутич похоронили 28-летнего Андрея Кириенко. На прощание пришло очень много людей. Приехали из Киева коллеги с места работы, прибыли и товарищи из числа фронтовиков. Здесь что-то не так – говорили гражданские, разглядывая повреждения на лице покойника (сломана переносица, синяки под глазами и на лбу). А ветераны клялись у гроба добиться справедливого наказания виновных.

«У нас, в нашем маленьком городке произошла трагедия. Кириенко — отличный парень, погиб, как будто неосторожно обращался с оружием, — написала в редакцию «ОРД» жительница Славутича. – Минут за 5 до гибели он позвонил матери и сказал: «Сейчас они придут меня убивать». Спортсменом был, не пил и не курил. Официальное заключение по факту смерти вообще не о нем написано. Рост не тот, цвет волос не тот, черепно-мозговая травма – написано. Хотя такой травмы нет, а другие есть. Прокуратура до сих пор разбирается. Сволочи! Для нас он герой, который до конца выполнил свой долг».

По словам отца парня, на теле не было пороховых ожогов, которые обязательно будут при выстреле вплотную. Сиротами остались 2 маленьких детей, мать лишилась единственного сына, и никакой материальной помощи от государства, по словам командиров, не положено.

Вот как Оксана Кириенко рассказывает о том кошмарном последнем звонке сына: «Я была в детском саду, забирала девочек, когда позвонил Андрей. Это было в 16-24. Я спросила: «Как дела?» Он ответил: «Все хреново! Сижу один в палатке. Сейчас меня придут убивать. Я тебя не пугаю, не обманываю, я абсолютно трезвый. Сижу в палатке и жду выстрела». Я сказала, что так не бывает, должна быть какая-то причина, ведь ты находишься в армии. Он ответил, что тоже думал, что так не бывает. Но, оказывается, бывает. Я попросила его позвать кого-то из высокопоставленных командиров, но он ответил, что никого рядом нет. «Все разъехались, никто не хочет брать ответственность на себя». Дальше он сказал, что его обвинили во всех смертных грехах и разговор пошел сумбурный. Я попросила его, чтобы он поднял трубку через две минуты, так как мне неудобно одевать ребенка и держать телефон. Но больше он на звонки не отвечал».

О чести мундира

Сергей Петрик из села Красный Колодец (Черниговской области), как и Лукаш, застрелился из автомата. При этом, как утверждают сослуживцы, сел в военный КАМАЗ и выстрелил себе в затылок. И так же, незадолго перед смертью предупредил отца об опасности.

Родители требуют расследования. Следствие кивает на военную часть, которая чинит препятствия, скрывая КАМАЗ, где, якобы, произошло самоубийство.

Вернувшиеся с фронта говорят, что для них в этих случаях нет ничего странного: слишком много командиров приловчились зарабатывать на войне. И такие готовы на все, чтобы навеки-вечные закрыть рот каждому, кому это не нравится.

Хорошо ли для государства – когда виновные не наказаны, ведь боеспособную армию не построишь с убийцами собственных солдат? Тем более, что в городах и селах, где хоронят «странных самоубийц» слухи распространяются быстро, резко меняя отношение к мобилизации.

Государству выгоднее назвать самоубийством убийство, так как выплата единоразовой денежной помощи не осуществляется вообще, если военнослужащий сам убил себя, или смерть связана с его собственным противоправным поведением или нарушением устава воинской службы. Но еще страшнее действует ложное представление о чести мундира, которое заставляет командиров идти на новые преступления (покрывать убийц). Так считают в «Обществе ветеранов АТО», где за время АТО более 20 раз сталкивалась с подобными ЧП.

«Когда случается какой-нибудь эпик фэйл, представители власти часто выдают его чуть ли не за победу, хотя разумнее было бы сказать: «Простите, произошло несчастье, ошибка, боец Лукаш не мог застрелиться из автомата, да еще и несколько раз», — комментирует Вершинина. – Мы понимаем, что родственники погибших бойцов находятся в шоке, не могут поверить в самоубийство. Мы это учитываем, фиксируя такие обращения. Но в трех случаях (из более чем двух десятков) мы можем говорить о наличии травм не характерных для самоубийства и попытках сокрытия. 26-летний парень из Луганской области – пошел в ВСУ добровольцем, и вдруг подорвал себя гранатой, хотя ждал, что вот-вот разродится его беременная жена. После подрыва от него мало что осталось, но даже то, что осталось, позволяет говорить о свежих переломах – его сильно избили незадолго до смерти. Еще один взрослый мужчина, «афганец», ветеран нескольких войн и отец 2 детей из Кировоградской области — по документам страдал психическими расстройствами, хотя к войне был привычен, не испытывал стресс. Думаю, государству стоит выработать и довести до автоматизма проверку таких случаев. Ведь безнаказанность преступников влечет последствия для безопасности страны и может нести опасность для других военнослужащих. Считаю, что не так должны расследоваться случаи подозрительной гибели людей, которые идут защищать Родину».

Татьяна Заровная, «ОРД».

Нашли ошибку в тексте? Выделите ее и нажмите Ctrl + Enter

Previous Post

Next Post

Залишити відповідь

Your email address will not be published / Required fields are marked *